— Вот теперь спрашиваю.

Откинув крышку над клавиатурой, Пауэрскорт сел за фортепиано. Пальцы его тронули несколько случайных клавиш. В залитой солнцем комнате звуки эти прозвучали довольно меланхолично.

— Трудно сказать. Люси. И да, и нет. — Руки леди Люси легли ему на плечи. — Меня действительно очень тревожит такой неуловимый, такой жестокий убийца, чьи мотивы мне пока совершенно не ясны. Малейшая ошибка может вспугнуть его, и тогда этот очень странный местный палач не преминет убить еще кого-нибудь. В этом расследовании ходишь по лезвию бритвы, так что порой испытываешь страх, подлинный страх.

Пауэрскорт задумчиво взял несколько одиноких нот. Резкие крики вившихся в саду над декоративным водоемом грачей выразительным контрапунктом сплелись со звуками минорных черных клавиш.

— Знаешь, Люси, — улыбнулся, подняв лицо, Пауэрскорт. — больше всего сыщик нуждается в гармонии рассудка и воображения. Иногда для решения загадки достаточно здравого дедуктивного анализа, но иногда лишь эмоционально ощущаемая связь отдельных фактов и деталей способна привести к успеху. Хотя воображение вещь рискованная. Может помочь, а может подвести, путая, отвлекая мысли ложными догадками насчет намерений и жутких деяний убийцы. — Пауэрскорт помолчал. — Однако же, при все при том я не боюсь его. Бывает, что одновременно в тебе и ужас и отвага. На фронте мне приходилось видеть храбрость пополам со страхом: люди боялись, но готовы были на все. Я не такой герой, и все-таки в любых, самых пугающих ситуациях непременно нужна смелость. Без нее я стану предателем: предам себя, тебя, наших детей и всех, кого коснулся либо еще коснется этот здешний кошмар.

Пауэрскорт встал и обнял жену.

— Подобные разговоры, Люси, хорошо вести, потягивая вино, поздним вечером у камелька, а сейчас даже полдень еще не наступил.

Горевшему нетерпением Пауэрскорту казалось, что утренний поезд Комптон — Бристоль еле тащится. Паровоз то и дело тормозил, останавливаясь у каждого поселка, каждой деревушки. Глядя в окно вагона первого класса, Пауэрскорт пришел к выводу, что всадник, скача рядом, довольно быстро обогнал бы продукт технического прогресса. Сосед по купе, джентльмен явно армейской складки, тут же раскрыл «Таймс» и на час уткнулся в раздел «Крестины, свадьбы, отпевания» (уж не заучивал ли всю колонку наизусть?). Вспомнился Патрик Батлер; интересно, решился ли он объясниться с Энн Герберт в романтичном Гластонбери? Скорее всего, духа не хватило. Журналист, вероятно, предпочел бы сделать брачное предложение письменно. Даже печатно, на четвертой полосе своей газеты, поместив где-нибудь между рекламами порошкового супа и велосипедов трогательное воззвание «Редактору требуется супруга», что привело бы милую Энн в замешательство. Поезд остановился у перрона очередного захолустного городка, и в купе села пожилая леди с томиком немедленно поглотившего ее внимание последнего романа Генри Джеймса. Пауэрскорт про себя усмехнулся: забавно, Люси на днях говорила о статье, которая ей помогла понять основное и столь загадочное свойство произведений Джеймса, — его фразы немыслимой длины. Узнав из статьи, что великий писатель больше не пишет от руки, а диктует свои романы и новеллы стучащим на машинках секретарям, сразу представляешь, говорила она, как мэтр прохаживается по студии, вольно витийствуя и совершенно забывая ставить точки внутри изысканных периодов.

Пауэрскорт вновь перечитал полученную утром записку от старшего инспектора Йейтса, писавшего о маловероятной, но все же не до конца исключенной причастности Джеймса Фрезера, лучшего комптонского мясника, к убийству певчего Гиллеспи. Алиби мясника продолжали выяснять. Мысли Пауэрскорта вернулись к собору и его обитателям.

Через семь часов изнурительно вялого, медленного продвижения поезд все же дополз до Темпл-Мид, центрального вокзала в Бристоле. Кеб быстро доставил Пауэрскорта на Клифтон-райз, к дому номер 42, весьма солидному особняку у подножья холма. Горничная провела детектива в маленькую гостиную. Патрик Батлер был прав: живописные мадонны и религиозные сюжеты гобеленов явно подтверждали духовную верность семейства Феррерзов Риму, а не Кентербери [35] .

— Как это мило, что вы навестили нас, лорд Пауэрскорт! — красивая немолодая дама пригласила сыщика сесть. — Не хотите ли чашечку чая?

— Благодарю вас, миссис Феррерз, — слегка поклонился Пауэрскорт почтенной даме, хозяйке дома. — Вам, несомненно, приходилось ездить поездом в Комптон. Порой я думал, что пешком добрался бы быстрей. Чашечку чая, с величайшим наслаждением.

— Ах, лорд Пауэрскорт, какое ужасное дело у вас сейчас в связи с этими жуткими комптонскими убийствами! Страшно раскрыть газету!

Многовато экспрессии, отметил Пауэрскорт. Каждое второе слово «ужасно» или «страшно». Любопытно, как живется мистеру Феррерзу.

— Да, сообщения удручающие, — тактично согласился сыщик. — С особенной тревогой их, должно быть, читаете вы, чей сын оказался на месте столь неприятных событий, — добавил он, едва удержавшись от более патетичных определений.

— О, это потрясло бы любую мать, лорд Пауэрскорт! Нас с Энтони, моим мужем, все это страшно, страшно взволновало!

Любая фраза из уст миссис Феррерз звучала колокольным набатом. Хозяйка принялась разливать чай.

— Простите, миссис Феррерз, — сказал Пауэрскорт, поглядывая на висевший напротив портрет нынешнего Папы Римского, — у меня нет намерения вторгаться в мир частных, тем более религиозных убеждений вашей семьи, однако, признаюсь, мне удивительно, что ваш Августин поет в хоре протестантской церкви.

Миссис Феррерз рассмеялась:

— Нас многие об этом спрашивают. Хотя тут все необычайно просто. Августин дивный, дивный мальчик, только не особенно смышленый. Он наш седьмой ребенок, — «седьмой» она произнесла с нажимом, словно магическую цифру каббалы, — и мой муж говорит, что при таком количестве детей всем ума недостанется. Единственный дар Августина — его голос. Но в наших католических храмах нет хора, где он мог бы зарабатывать, а в Комптоне певчим платят неплохо, довольно прилично для провинции. Нашего Августина давно внесли в список кандидатов, а после смерти несчастного Артура Рада приняли на его место.

Пауэрскорт взял чашку чая и ломтик шоколадного кекса.

— Учитывая комптонские обстоятельства, вы, вероятно, очень беспокоитесь о сыне?

— О нет! — почти возликовала миссис Феррерз. — Отец Сиблейн уверил нас, что сын там в совершенной безопасности! Отец Сиблейн — священник нашей, стоящей на холме церкви Святого Франциска Ассизского.

Пауэрскорт удивился. Бристольский католический священник так убежден, что юноше из его паствы будет безопасно в Комптоне, где певчие то исчезают, то гибнут один за другим? Может, и этот патер посвящен в тайну собора?

— Чем же отец Сиблейн мотивировал свою твердую уверенность?

— Ничем, лорд Пауэрскорт. Он просто дал нам слово, что Августину в Комптоне будет спокойно, как под крышей родного дома.

— Если позволите, еще вопрос, миссис Феррерз, и мой назойливый визит будет окончен. Руководство собора не смутили религиозные устои вашего Августина?

— О, вряд ли, лорд Пауэрскорт! Отец Сиблейн все решил с тамошним архидиаконом или деканом, уже не помню, с кем именно.

Детектив ощутил под ногами зыбучие пески. Пора извиниться и вежливо распрощаться. Меньше всего сейчас хотелось бы услышать нечто, что немедленно погонит обратно в Комптон. Он пытался найти какое-то невинное объяснение. Возможно, отец Сиблейн соученик или старинный друг кого-либо из главных комптонских каноников. Возможно, именно он служит мессы в Мэлбери-Клинтон по субботам, тогда как архидиакон — по четвергам… Однако сидеть и строить догадки в гостиной миссис Феррерз довольно глупо.

— Отец Сиблейн, по-видимому, человек с большим жизненным опытом? — как бы вскользь обронил на прощание Пауэрскорт.

— Нет-нет! — возразила хозяйка. — Он молод, ему, думаю, всего лишь около тридцати. Наверное, и в сан он посвящен недавно, после окончания Английского католического колледжа в Риме. Ходят слухи, о, я не знаю, только слухи, что прежде он исповедовал англиканство. — Очи миссис Феррерз блеснули. — У нас он всего года полтора.